• пятница, 29 Марта, 04:08
  • Baku Баку 7°C

Маэстро тишины

27 февраля 2016 | 13:00
Маэстро тишины

МЭТР
Гия Канчели символизирует собой все лучшее, что есть в Грузии.
Мстислав Ростропович
«Горький поднял голову, привычным движением растопыренных пальцев откинул длинные волосы со лба, наклонившись к сидевшему рядом Бунину, прогудел еле слышно: «Как он умеет слышать тишину… Просто чудо!». Приведенная цитата из книги «Рахманинов» Н.Бажанова открывает целый мир рахманиновского «чуда тишины» - поэтичного, своеобразного, абсолютно уникального. Возникает закономерный вопрос: почему, взявшись писать статью о выдающемся грузинском композиторе Гии Канчели, автор начал с Сергея Рахманинова? Все дело в тишине - той совершенно разной, которая делает музыку этих двух разделенных границей времени композиторов - таких непохожих друг на друга ни в жизни, ни в творчестве - столь узнаваемой и неповторимо своеобразной.
Народный артист СССР, лауреат Государственных премий СССР и Грузии, кавалер ордена Чести Грузии, обладатель ряда почетных премий, академик Российской академии кинематографических искусств - выдающийся грузинский композитор Гия Канчели отметил недавно свое 80-летие. К празднованию знаменательной даты Гия Александрович подошел творчески: совершил концертное турне, в рамках которого во многих городах мира, в том числе и Баку, с триумфальным успехом были исполнены его знаменитые произведения.
«Мою музыку нелегко и исполнять, и слушать. Здесь много медленных темпов, тянущихся пауз, длинных нот, - как бы раздумывая, говорит Г.Канчели. - Помнится, в свое время известный композитор опубликовал статью в журнале «Советская музыка», в которой написал: «Концерт Гии Канчели порадовал бы наших врагов из капиталистических стран». Один из немногих, кто встал в то непростое время на мою защиту, был Гара Гараев. Такое не забывается! Для меня ценно и важно, что здесь, в Баку, я почувствовал любовь и уважение к моему творчеству. Было волнительно получить юбилейный Почетный адрес от Союза композиторов Азербайджана, который вручила мне председатель этой творческой организации, композитор Франгиз Ализаде. Я благодарен ей и за интересную встречу с творческой общественностью Баку, которая состоялась в стенах Союза композиторов. С не меньшим волнением воспринял весть о присвоении мне звания Почетного профессора Бакинской музыкальной академии имени Узеира Гаджибейли, озвученную ректором этого вуза Фархадом Бадалбейли. Меня до глубины души тронуло старание и желание исполнить мои произведения на высоком уровне, за что я бесконечно благодарен участникам Азербайджанского государственного симфонического оркестра имени Узеира Гаджибейли, его блистательному художественному руководителю и главному дирижеру Рауфу Абдуллаеву. Не стану скрывать, было радостно видеть на азербайджанской сцене и моих соотечественников - замечательных молодых музыкантов Николоза Рачвели и Гиорги Цагарели. Николоз - уникальный человек, который пришел в этот мир явно с определенной миссией - служить музыке. В настоящее время Николоз возглавляет Грузинский государственный симфонический оркестр, и, должен сказать, что на таком хорошем уровне, как сейчас, оркестр не играл последние два десятилетия. Мои сочинения исполняли лучшие альтисты мира - мне есть с чем сравнивать, и я горд, что молодой грузинский музыкант Гиорги Цагарели исполняет мою музыку ничуть не хуже, а возможно, и лучше многих знаменитостей».
Будучи маститым композитором, Г.Канчели никогда не позиционирует себя в качестве «истины в последней инстанции»: «Я не преподаю, не занимаюсь нравоучениями, наставлениями, не высказываю особых пожеланий. Но с позиции своего возраста и профессионального опыта с полной уверенностью могу говорить, что между представителями различных художественных направлений споры абсолютно не нужны - время само расставляет правильные акценты: если в искусстве появляется яркая индивидуальность, то эта личность становится принадлежностью определенной культуры или завоевывает мировое пространство».
- Гия Александрович, вы говорите, что не преподаете, не даете наставлений, но молодежь тянется к вам, с удовольствием исполняет вашу музыку, в чем мы смогли убедиться на примере Николоза Рачвели и Гиорги Цагарели.
- Все не так гладко, как кажется. Согласен, среди исполнителей немало талантливой молодежи, а на композиторский факультет не поступают. И это плохо, потому что обстоятельства могут сложиться так, что традицию просто некому будет продолжать. Сегодня молодежь больше увлекается электронной музыкой, когда, условно говоря, четыре удачно подобранных аккорда дают их «авторам» гораздо больше возможностей для существования, чем тем, кто напишет, к примеру, хорошую фугу. Насколько я знаю, в Азербайджане функционирует два музыкальных вуза, хочется надеяться, что с композиторским образованием дела у вас обстоят лучше.
- Считается, что для успешной карьеры одного таланта мало, необходима удача, везение.
- Я могу считать себя везучим человеком, ведь в творчестве рядом со мной был такой дирижер, как Джансуг Кахидзе. В молодости я серьезно интересовался джазом, и кто знает, стал бы я композитором или нет, если бы не судьбоносная для меня встреча с этим гениальным дирижером и человеком. Приведу лишь один пример: представьте, как-то у Джансуга забарахлила машина - могла ехать только назад, а ему надо было передать лекарство - не раздумывая, так и поехал! Равнодушие и Джансуг были совершенно несовместимы, что находило отражение и в его творческой деятельности.
Работа Кахидзе за дирижерским пультом была сродни мастерству великих скульпторов. Он брал, в частности, мою музыку и ваял из нее образы. Его интерпретации были столь совершенны, что порой невольно возникала мысль: неужели это моя музыка? Ни у Сильвестрова, ни у Денисова, ни у Губайдулиной - ни у кого из моих знаменитых современников не было такого Кахидзе, а мне посчастливилось встретиться с ним еще в консерваторские годы. Джансуга, к великому сожалению, уже давно нет с нами. Это большая потеря… Приезжая в Тбилиси, я обязательно посещаю его могилу, где вспоминаю, вспоминаю…
- Гия Александрович, вы уже почти полтора десятилетия живете за границей. Удалось ли вам полностью адаптироваться к новым условиям?
- В самом начале пресловутых 90-х я с семьей уехал за границу, но эмигрантом себя не считаю. В свое время я так часто выезжал поработать в домах творчества, что и теперь чувствую себя приблизительно как тогда. С чем связан мой отъезд? Не вдаваясь в подробности, скажу, что 90-е годы прошлого века - непростое время для всего постсоветского пространства, в том числе и для Грузии. В 1991-м, получив на год стипендию немецкой Академии искусств, я вместе с семьей выехал в Берлин, где мне были предоставлены, прямо скажем, роскошные условия. Год пролетел незаметно. Пришло время возвращаться домой, а в Тбилиси назревала гражданская война, происходило многое из того, что было для меня неприемлемо. Я не выношу национализма и его каких-то проявлений. Представьте, до чего дошло: Кахидзе дали указание убрать из репертуара все, что не имеет отношения к грузинской музыке! К счастью, я получил в это время предложение из Бельгии и вместе с семьей переехал в Антверпен, где живу по сей день.
- Благодаря социальным сетям информация о ваших блестящих успехах быстро распространяется, и мы имеем пусть приблизительную, но все же возможность прослеживать вашу творческую деятельность.
- Спасибо. Скажу совершенно искренне, я не афиширую исполнение моих произведений, свое участие в фестивалях, поэтому некоторые мои коллеги даже из Грузии не могут понять, как и на что я живу за границей. Недавно в очередной раз полюбопытствовали, и я ответил, что из Заставули мне присылают муку, а я ее в Антверпене продаю.
А если серьезно, то сравнительно недавно написал сочинение для Национального оркестра Бельгии и назвал его тремя шумерскими словами: «Ну Му Зу», что означает: «Я не знаю». Да-да, в свои уже 80 я понял, что ничего не знаю о мире, в котором мы живем, и все еще продолжаю его познавать. В связи с усилением практически по всему миру террористических актов по инициативе Сиэтлского симфонического оркестра было решено дать возможность этому произведению «пойти по миру», и в первый же день было зафиксировано 1400 прослушиваний.
- Значит ли это, что ваше творчество в своей основе является отражением личностной гражданской позиции?
- Представьте себе человека, который (не буду придерживаться детальной последовательности) жил при Сталине, застал хрущевскую оттепель, перестройку, распад Союза, дожил до настоящего времени… Весь этот симбиоз жизненных впечатлений - и хороших, и, скажем, совершенно противоположных - прямо или косвенно подсказывает мне то, что я пишу и о чем пишу. Художнику сложно отвернуться от действительности, независимо от того, участвует он в том или ином процессе или нет. Во всяком случае, я чувствую именно так.
- «Я не знаю никого, у кого было бы так мало нот и так много музыки!», - отмечает видный музыковед Валентина Конен. Как вы считаете, сложно ли исполнять музыку, в которой мало нот, много пауз и еще больше музыки?
- Я всегда слушаю свои произведения, настроившись на критическую волну. Вот вы говорите о паузах. А что такое пауза? Время молчания. Но это молчание должно быть значимым, уводящим в тишину, заполненную воображаемой музыкой. В таком случае пауза есть продолжение мысли, музыки или начало последующего музыкального движения. Мою музыку действительно сложно исполнять и нелегко воспринимать. Потому-то я и не удивляюсь, что для широкой аудитории постсоветского пространства я больше известен как автор киномузыки, а на Западе, к счастью, мало кто знает, что я работаю в кино, там больше знакомы с моими симфоническими произведениями.
Я написал музыку приблизительно к 60 фильмам. Неоднократно убеждался, что для многих мое имя ассоциируется прежде всего с песней «Чито-грито» из фильма Данелии «Мимино» или с музыкой к фильму «Кин-дза-дза». И это - вполне естественно, ведь кино смотрят миллионы, спектакли - тысячи, симфонические концерты посещают сотни, а камерные - и того меньше. Работа с Георгием Данелия, Робертом Стуруа - нелегкий процесс, занимающий в каждом отдельном случае несколько месяцев, а иногда и год. А на слабые фильмы уходило всего недели две. Признаюсь, я не отказывался от слабых сценариев, так как гонорары в Советском Союзе были одинаковы и для хорошего фильма, и для плохого, а мне была необходима материальная независимость, которая позволяла работать над симфониями, каждую из которых я писал по два-три года, добиваясь драматургического совершенства.
- Вас называют «маэстро тишины». Вы - успешный, признанный композитор, у вас сложилась жизнь. Почему вы грустите, о чем ваша «тишина»?
- Не знаю. Я просто стараюсь уйти в тишину, в которой рождается музыка… Музыка тишины. Расшифровать, о чем она, пытаются многие.
- У меня на памяти «формулировка» немецкого композитора и дирижера Удо Циммермана, который, рассматривая вашу «музыкальную тишину» как своеобразный творческий бренд, отмечает: «Канчели не только скорбит, он еще и предостерегает, кричит, протестует, как будто желая призвать всех воспротивиться насилию, где и в каких бы обличьях оно ни представало». Ваше творчество доказывает справедливость сказанного: в опере «Музыка для живых» вы поднимаете актуальнейшую тему сохранения жизни на земле. Вслед за этим сочинением появилось еще одно антивоенное произведение - «Светлая печаль» (для солистов, детского хора и большого симфонического оркестра), посвященное детям - невинным жертвам Второй мировой войны. Общечеловеческая значимость идеи этого сочинения подчеркнута обращением к мировой литературе: к поэзии Гете, Шекспира, Пушкина, Табидзе. Ряд ваших произведений на «злобу дня» может быть продолжен...
- Судьба распорядилась так, что мне многое пришлось увидеть и пережить. А музыка… моя музыка - это мои мысли, мои чувства, моя жизнь.
- Как вы относитесь к критике?
- Критические дискуссии по поводу моей музыки начались еще в бытность мою студентом и продолжались вплоть до 1976 года, когда мне была присуждена Государственная премия СССР. Но прошло немного времени, и все началось сначала: упрекали в эклектизме, в недостаточно ярком выражении собственной индивидуальности, национального духа и так далее. К примеру, появление Пятой симфонии в середине 70-х годов, в период активного шествия авангарда, было воспринято как явление скандальное для современной музыки, «шокирующее» своей, как отмечалось в кулуарах и прессе, «еретической», «неслыханной» простотой. Симфония была равно неприемлема и подвергалась активной критике как со стороны ортодоксов от музыки, так и сторонников музыкальной «левизны». Я как-то рассказывал о мировой премьере этого произведения, состоявшейся на «Фестивале двух миров» в итальянском Сполетто в 1978 году. Во время исполнения (скажем, не совсем удачного) можно было наблюдать диаметрально противоположную реакцию: буквально засыпали «живые классики» Барбер и Менотти, зато кипел возмущением Лучано Берио. Справедливости ради надо сказать, что были и третьи, о которых из скромности я промолчу. Альфред Шнитке как-то сказал: «Если все хвалят, то надо об этом задуматься». И был прав.
- Но этот же выдающийся композитор современности сказал и другое: «В симфониях Канчели за сравнительно короткое время мы успеваем прожить целую жизнь или целую историю. Но мы не ощущаем толчков времени, мы, словно на самолете, не чувствуя скорости, парим над музыкальным пространством, то есть временем». Возьму на себя смелость сказать, что в этом «полете» довольно часты «зоны турбулентности» - ваши партитуры поражают амплитудой сильнейших динамических контрастов.
- Фирмой Sony был выпущен диск с записью моих VI и VII симфоний, на обложке которого в красном кругу стоит надпись EXSTRIME DINAMIK CHANCE, предупреждающая слушателей о резких динамических перепадах музыки. Считается, что если начать слушать этот диск на большой громкости, можно попасть в больницу, оставив одновременно оконные рамы без стекол. Такие контрасты - оптимальный ответ слушателям, которых (с долей иронии - Авт.) надо вывести из сонного состояния, а потом опять ввергнуть в отрешенную сонливость. И так - на протяжении 20-30 минут.
- При этом ваша музыка пронизана высокой духовностью и часто - молитвенностью…
- Леонарду Бернстайну принадлежит мысль: «Если вы любите музыку, вы верующий, как бы умело вы ни пытались ускользнуть от этого, пользуясь диалектикой». Действительно, многие говорят о присутствии в моей музыке молитвенного, религиозного начала, но такой задачи перед собой я не ставил никогда. Я не церковный человек, не соблюдаю никаких правил, но ко всем религиям отношусь с большим уважением. Так было заведено в нашем доме, а иначе вряд ли могло быть, ведь моя мама была католичкой, а отец - православным. Бабушка водила меня в православную церковь, а мама - в католическую, где студент консерватории играл музыку лютеранина Баха. Мне исполнилось уже 80 - согласитесь, немало. На определенном этапе жизненного пути пришло озарение: хорошая музыка (по крайней мере, та, которая нравится мне) в определенном смысле несет в себе некое религиозное начало, и даже в том случае, если ее автор не ходит в церковь и не совершает религиозных обрядов.
Могу с уверенностью говорить о том, что прожил свою жизнь в волнительном ожидании разумного сближения основных конфессий, но, к великому сожалению, наблюдаю все более и более расширяющуюся между ними пропасть, что приносит современному миру большие несчастья. Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно по этой причине практически постоянно нахожусь в ауре с большим вопросительным знаком. Фанатизм, который как эпидемия распространяется по миру, - трагедия… Совершенно необъяснимая для меня трагедия…
- Услышав сегодня ваши откровения и, смею надеяться, достаточно неплохо зная вашу музыку, возьму на себя смелость предположить: все ваше творчество, Гия Александрович, может быть подведено под общий знаменатель музыкального космополитизма, в котором стираются религиозные, географические и прочие границы, а остаются не только тихая печаль, но и, что особо важно, общечеловеческая вера в жизнь.
- Гиви Орджоникидзе как-то сравнил мое творчество с «восхождением на гору». Мне действительно необходимо ощущать движение, ведущее хотя бы на одну ступеньку вверх, а не вниз. Вера в жизнь… Это действительно важно.
Рая АББАСОВА
banner

Советуем почитать