Баку 14°C
Ариф Бабаев: Мугам – это то, ради чего стоит жить…
Искусство мугама для азербайджанского народа является едва ли не главной культурной ценностью, одной из составляющих основ нашего национального самосознания и самоидентификации. Исполнителю мугама требуется около 20-25 лет, чтобы стать мастером, подлинным профессионалом этого древнего певческого искусства. Но и этого недостаточно: этот уникальный шедевр музыкальной культуры Востока раскрывает свои тайны только тем, кто способен через себя пронести его глубокую, подчас труднопостижимую философию.
Именно так пришел к постижению мугама известный ханенде, народный артист Азербайджана заведующий кафедрой «сольное пение» Азербайджанской Национальной консерватории, профессор Ариф Бабаев, который о своем восхождении к вершинам мастерства рассказал в беседе с корреспондентом газеты Kaspi.
− Вы исполняете мугам уже не одно десятилетие, а как начинался ваш творческий путь?
− Он начинался в селении Сарыхаджилы близ Агдама, где я родился в 1938 году. Петь я начал рано, лет с семи-восьми…Часто кто-то из родных или близких просил меня спеть на чьей-то свадьбе, и я делал это охотно, уговаривать меня долго не приходилось. У нас в Карабахе все пронизано мугамом, это особый край, где поют, едва начиная ходить. Пели мой отец, дед… мне голос передался по отцовской линии. У отца был очень красивый голос! Учился я в средней школе № 5 города Агдама, в школьные годы пел в самодеятельности и на разных конкурсах, смотрах, праздниках, утренниках, выступал в концертной части торжественных мероприятий. Голос мой заметили. У нас на свадьбах часто пели Хан Шушинский, Сейид Шушинский, Зульфи Адыгезалов… Это были великие мастера своего времени, выступить с ними считалось особой честью. Свадьбы тех лет были хорошей школой мастерства. Конечно, приходилось нелегко, но я справлялся, и мне все советовали отправиться на учебу в Баку.
− Что вы, собственно, и сделали. А мечты стать кем-нибудь еще, например, космонавтом, у вас не было?
− Нет, ни о чем ином я не мечтал, да и полеты у нас совсем иные! (смеется). Cколько себя помню, я всегда хотел петь, стать как Джаббар Гарягдыоглу. Об этом человеке у нас слагали легенды, его называли «пророком мугама», я, как и мои сверстники, старался ему подражать. Чьим-то кумиром был Юрий Гагарин, а моим − устад Гарягдыоглу. В 1961 году я поступил в Азербайджанский государственный институт искусств им. М.А.Алиева (ныне Азербайджанский государственный университет культуры и искусства) на факультет актера музыкальной комедии. Учебу пришлось совмещать с работой, потому что со второго курса я уже был солистом Азербайджанской государственной филармонии им. М.Магомаева. С 1963 по 1966 год много гастролировал по районам республики с известной исполнительницей мугамов народной артисткой Сарой Гадимовой. Губа, Шуша, Шамахы, Гянджа…. Мы много выступали с концертами, и это было хорошей школой. В 1965 году, перед смертью Сейида Шушинского мы вновь повстречались с устадом. Его голос – светлый, абсолютно чистый, как горный родник,
источник вдохновения. Я помню нашу последнюю встречу: солидный уже пожилой человек, в белом костюме он шел по коридору филармонии в сопровождении директора. Мы тепло поздоровались, после чего он сказал: «Наш мугам непостижим! Даже пригубив чайную ложку этого шедевра, ты попадаешь в необъятное пространство совершенной красоты, чистоты и благодати, которые заложены в каждом из нас. Но постичь до конца суть мугама невозможно, его можно только пригубить!»
− Эти слова помогли вам в создании образа Меджнуна?
− Конечно, а как иначе. В 1966 году я был уже солистом Азербайджанского государственного академического театра оперы и балета, на сцене которого мне довелось исполнить заглавную партию в опере «Лейли и Меджнун», Керема − в «Асли и Керем» Узеира Гаджибейли, ашыга Гариба − в опере «Ашыг Гариб» Зульфугара Гаджибекова, шаха Исмаила − в одноименной опере Муслима Магомаева, создал также образ Джамала в опере «Скала невесты» Шафиги Ахундовой. Это все наша национальная классика, но Меджнун является ее вершиной, это шедевр мирового оперного искусства, это то, чем мы и через века будем гордиться.
− Как начиналась ваша преподавательская деятельность, легко ли было работать с молодыми талантами?
− В жизни легко ничего не дается. Я был солистом театра, пел лучший образ нашей классической национальной оперы и мог бы петь еще очень долго. Но по совету выдающегося режиссера, профессора Мехти Мамедова в 1980 году уступил дорогу молодым. Меня включили в состав художественного совета по прослушиванию детей, со всех районов республики приезжали в Баку юные дарования, с ними нужно было работать. С 1982 года начал преподавать в музыкальной школе имени Бюльбюля, где впервые был организован класс мугама. Затем, с 1984 года он был открыт в Азербайджанской государственной консерватории имени Узеира Гаджибейли (ныне Бакинская музыкальная академия), где я стал старшим преподавателем. Позже класс мугама стал кафедрой мугамного пения. В 1990 году я стал первым в республике профессором по мугамному искусству. В 2001 году была создана Национальная консерватория, и меня пригласили на должность заведующего кафедрой «Сольное пение» (ханенде). У меня еще сорок студентов в университете «Хазар», но это личная инициатива ректора, профессора Гамлета Исаханлы, большого любителя и ценителя мугама. Для меня быть учителем − почетно!
− Какую роль, на ваш взгляд, мугам сегодня играет в сознании общества?
− К сожалению, сегодня в Азербайджане далеко не каждый знает даже название всех семи мугамов. Но в то же время у нас есть Национальная консерватория, которой уже десять лет. Есть великолепный Театр «Мугам», Международный центр мугама, где проходят наши фестивали «Мир мугама». Записан мультимедийный сборник «Азербайджанский мугам» из восьми дисков, число которых растет. Издана «Энциклопедия мугама», выходит журнал «Мугам». В 2003 году азербайджанский мугам получил всемирное признание и был включен в список шедевров нематериального культурного наследия UNESCO. Огромная работа проводится президентом Фонда Гейдара Алиева, послом Доброй воли UNESCO и ISESCO, первой леди страны Мехрибан ханым Алиевой по увековечению голосов великих азербайджанских мастеров мугама, по охране и пропаганде великого наследия национальной музыки, по выявлению новых молодых талантов – все это не восхищать не может.
− Не могу не спросить вас о Карабахе. Скажите, вы хотели бы вновь спеть на свадьбе своего земляка в Агдаме?
− С большим удовольствием, пусть только вернут наши земли. Там я родился. Мой край мне часто снится по ночам, я вижу дом, где родился, родные лица, улицу, по которой ходил в школу… Для меня рай находится там!
− Какой мугам для вас самый-самый, который поет ваша душа?
− В моем исполнении есть все мугамные дястгяхи. Они записаны и хранятся в фонде Гостелерадио Азербайджана. Каждый мугам, скажу вам, прекрасен по-своему. Ханенде волен в своем выборе стихов, но при этом он должен учитывать музыкальный характер исполняемого произведения. Например, газели, выбираемые для мугама «Раст» с его светлым музыкальным колоритом, не подойдут для «Хумаюн». А душой должен петь любой ханенде, иначе не будет диалога с аудиторией, а значит и мугама. Именно поэтому мой любимый мугам «Сегях», он так лиричен и тонок в своем звучании подобно вечной песни любви. Но в целом мугам – кровь, которая течет в моих жилах, для меня это то, ради чего стоит жить.
Нелли АТЕШГЯХ,
перевод Судабы АГАБАЛАЕВОЙ
Именно так пришел к постижению мугама известный ханенде, народный артист Азербайджана заведующий кафедрой «сольное пение» Азербайджанской Национальной консерватории, профессор Ариф Бабаев, который о своем восхождении к вершинам мастерства рассказал в беседе с корреспондентом газеты Kaspi.
− Вы исполняете мугам уже не одно десятилетие, а как начинался ваш творческий путь?
− Он начинался в селении Сарыхаджилы близ Агдама, где я родился в 1938 году. Петь я начал рано, лет с семи-восьми…Часто кто-то из родных или близких просил меня спеть на чьей-то свадьбе, и я делал это охотно, уговаривать меня долго не приходилось. У нас в Карабахе все пронизано мугамом, это особый край, где поют, едва начиная ходить. Пели мой отец, дед… мне голос передался по отцовской линии. У отца был очень красивый голос! Учился я в средней школе № 5 города Агдама, в школьные годы пел в самодеятельности и на разных конкурсах, смотрах, праздниках, утренниках, выступал в концертной части торжественных мероприятий. Голос мой заметили. У нас на свадьбах часто пели Хан Шушинский, Сейид Шушинский, Зульфи Адыгезалов… Это были великие мастера своего времени, выступить с ними считалось особой честью. Свадьбы тех лет были хорошей школой мастерства. Конечно, приходилось нелегко, но я справлялся, и мне все советовали отправиться на учебу в Баку.
− Что вы, собственно, и сделали. А мечты стать кем-нибудь еще, например, космонавтом, у вас не было?
− Нет, ни о чем ином я не мечтал, да и полеты у нас совсем иные! (смеется). Cколько себя помню, я всегда хотел петь, стать как Джаббар Гарягдыоглу. Об этом человеке у нас слагали легенды, его называли «пророком мугама», я, как и мои сверстники, старался ему подражать. Чьим-то кумиром был Юрий Гагарин, а моим − устад Гарягдыоглу. В 1961 году я поступил в Азербайджанский государственный институт искусств им. М.А.Алиева (ныне Азербайджанский государственный университет культуры и искусства) на факультет актера музыкальной комедии. Учебу пришлось совмещать с работой, потому что со второго курса я уже был солистом Азербайджанской государственной филармонии им. М.Магомаева. С 1963 по 1966 год много гастролировал по районам республики с известной исполнительницей мугамов народной артисткой Сарой Гадимовой. Губа, Шуша, Шамахы, Гянджа…. Мы много выступали с концертами, и это было хорошей школой. В 1965 году, перед смертью Сейида Шушинского мы вновь повстречались с устадом. Его голос – светлый, абсолютно чистый, как горный родник,
источник вдохновения. Я помню нашу последнюю встречу: солидный уже пожилой человек, в белом костюме он шел по коридору филармонии в сопровождении директора. Мы тепло поздоровались, после чего он сказал: «Наш мугам непостижим! Даже пригубив чайную ложку этого шедевра, ты попадаешь в необъятное пространство совершенной красоты, чистоты и благодати, которые заложены в каждом из нас. Но постичь до конца суть мугама невозможно, его можно только пригубить!»
− Эти слова помогли вам в создании образа Меджнуна?
− Конечно, а как иначе. В 1966 году я был уже солистом Азербайджанского государственного академического театра оперы и балета, на сцене которого мне довелось исполнить заглавную партию в опере «Лейли и Меджнун», Керема − в «Асли и Керем» Узеира Гаджибейли, ашыга Гариба − в опере «Ашыг Гариб» Зульфугара Гаджибекова, шаха Исмаила − в одноименной опере Муслима Магомаева, создал также образ Джамала в опере «Скала невесты» Шафиги Ахундовой. Это все наша национальная классика, но Меджнун является ее вершиной, это шедевр мирового оперного искусства, это то, чем мы и через века будем гордиться.
− Как начиналась ваша преподавательская деятельность, легко ли было работать с молодыми талантами?
− В жизни легко ничего не дается. Я был солистом театра, пел лучший образ нашей классической национальной оперы и мог бы петь еще очень долго. Но по совету выдающегося режиссера, профессора Мехти Мамедова в 1980 году уступил дорогу молодым. Меня включили в состав художественного совета по прослушиванию детей, со всех районов республики приезжали в Баку юные дарования, с ними нужно было работать. С 1982 года начал преподавать в музыкальной школе имени Бюльбюля, где впервые был организован класс мугама. Затем, с 1984 года он был открыт в Азербайджанской государственной консерватории имени Узеира Гаджибейли (ныне Бакинская музыкальная академия), где я стал старшим преподавателем. Позже класс мугама стал кафедрой мугамного пения. В 1990 году я стал первым в республике профессором по мугамному искусству. В 2001 году была создана Национальная консерватория, и меня пригласили на должность заведующего кафедрой «Сольное пение» (ханенде). У меня еще сорок студентов в университете «Хазар», но это личная инициатива ректора, профессора Гамлета Исаханлы, большого любителя и ценителя мугама. Для меня быть учителем − почетно!
− Какую роль, на ваш взгляд, мугам сегодня играет в сознании общества?
− К сожалению, сегодня в Азербайджане далеко не каждый знает даже название всех семи мугамов. Но в то же время у нас есть Национальная консерватория, которой уже десять лет. Есть великолепный Театр «Мугам», Международный центр мугама, где проходят наши фестивали «Мир мугама». Записан мультимедийный сборник «Азербайджанский мугам» из восьми дисков, число которых растет. Издана «Энциклопедия мугама», выходит журнал «Мугам». В 2003 году азербайджанский мугам получил всемирное признание и был включен в список шедевров нематериального культурного наследия UNESCO. Огромная работа проводится президентом Фонда Гейдара Алиева, послом Доброй воли UNESCO и ISESCO, первой леди страны Мехрибан ханым Алиевой по увековечению голосов великих азербайджанских мастеров мугама, по охране и пропаганде великого наследия национальной музыки, по выявлению новых молодых талантов – все это не восхищать не может.
− Не могу не спросить вас о Карабахе. Скажите, вы хотели бы вновь спеть на свадьбе своего земляка в Агдаме?
− С большим удовольствием, пусть только вернут наши земли. Там я родился. Мой край мне часто снится по ночам, я вижу дом, где родился, родные лица, улицу, по которой ходил в школу… Для меня рай находится там!
− Какой мугам для вас самый-самый, который поет ваша душа?
− В моем исполнении есть все мугамные дястгяхи. Они записаны и хранятся в фонде Гостелерадио Азербайджана. Каждый мугам, скажу вам, прекрасен по-своему. Ханенде волен в своем выборе стихов, но при этом он должен учитывать музыкальный характер исполняемого произведения. Например, газели, выбираемые для мугама «Раст» с его светлым музыкальным колоритом, не подойдут для «Хумаюн». А душой должен петь любой ханенде, иначе не будет диалога с аудиторией, а значит и мугама. Именно поэтому мой любимый мугам «Сегях», он так лиричен и тонок в своем звучании подобно вечной песни любви. Но в целом мугам – кровь, которая течет в моих жилах, для меня это то, ради чего стоит жить.
Нелли АТЕШГЯХ,
перевод Судабы АГАБАЛАЕВОЙ
