• пятница, 19 Апреля, 08:25
  • Baku Баку 13°C

Сто лет и ни дня одиночества

08 октября 2017 | 13:47
Сто лет и ни дня одиночества

ВОСПОМИНАНИЯ
Когда летом 2012 года Галина Алекперовна обратилась ко мне с просьбой набрать в компьютере текст книги, которую она в те дни спешила закончить к определенной дате, у меня уже был опыт издательской работы. Но то, за что предстояло взяться, приходилось делать впервые...
Памяти прекрасные зарубки
Некое жизнеописание своей бабушки - Амины ханым Нуриевой, которой 15 января 2015 года исполнилось бы сто лет, уважаемый человек заказал ей, опытному журналисту, выпустившему к тому времени почти два десятка книг и сборников в собственном полиграфическом оформлении, и я вполне представляла свою роль в этом процессе: Галина Алекперовна передает мне черновики написанных ею параграфов и глав, а я возвращаю их в электронном варианте вместе с распечаткой. Но время неумолимо торопило, и черновики пришлось исключить из графика.
Теперь, вдумчиво вглядываясь в свои записи, сделанные по ходу устремленных в прошлое бесед с героиней и автором будущей книги, она буквально сходу диктовала мне рождавшиеся тут же, но вполне готовые отрывки обраставшей плотью и кровью повести. Такими, в которых не было ни спонтанности, ни торопливости, ни случайных фраз и выражений, а тем более - ложного пафоса, повторов и надуманной красивости. Наоборот! По как-то очень к месту подобранным, сразу же убеждающим, окрашенным точной смысловой нагрузкой и легко занимавшим свое место в строке словам, уже с голоса превращавшимся в текст, можно было достаточно уверенно представлять и то, как эти две женщины там, в квартирке Амины ханым, изо дня в день ведут свои неторопливые, раздумчивые посиделки, извлекая из памяти уж такие, казалось бы, будничные подробности, которые никому не могут быть интересны, но почему-то, оборачиваясь бесценными дополнениями и эмоциями, самым естественным образом обнажают художественные достоинства текста доброй, увлекательной книги, подобной тем, какие с детства приучали нас неравнодушно воспринимать мир и учиться у их героев делать добро окружающим.
Естественно, с первых же дней совместной работы у меня создалось впечатление, что, принимаясь за нелегкий труд над тогда еще не имевшей названия повестью «Мой век», Галина Алекперовна успела накопить серьезный запас знаний о минувшем веке и о том, чем он велик и труден. Он, своим существованием составивший время и большой судьбоносный смысл для достойно выполняющих свою миссию на планете людей, говорить и писать о которых следует непременно. С благодарностью и в назидание многим-многим. Во имя лучшего будущего. И так, как это делает Галина Микеладзе, - тоже. Профессионал, не враз овладевший мастерством стилиста, сформировавшегося в горниле престижных издательств, где оттачиваются вкус, трудолюбие, ответственность, требовательность к себе, любовь к профессии и потребность делиться знаниями, сеять добро и смело выступать против зла. Всем, из чего с видимой легкостью на моих глазах рождались у нее слова и образные выражения, складывавшиеся в благородный стиль литературного произведения и многое из того, чем богат не просто талантливый журналист, но и человек-гражданин, конечно же, неистово шлифовавший после диктовки вроде бы готовый материал книги, чтобы получалось, скажем, вот так…
«Родилась я в семье Раджаб Алы Нуриева, что жила в доме №117 по улице Нижняя приютская, потом долго носившей имя большевика по прозвищу Камо, а теперь удостоившейся права увековечить имя азербайджанского писателя Сулеймана Рагима. Родилась в многодетной семье и стала девятым ребенком в весьма добропорядочной ячейке общества. Здесь в соответствии со стандартами написания автобиографий следовало бы перечислить имена ближайших родичей, но дело это не простое.
Прежде всего потому, что члены этого разросшегося клана за прошедшие десятилетия разбрелись кто куда или покинули этот мир, и незачем мне поминать их всуе. Главное, что было нас - живших общими заботами - всегда много-много. И что за мои долгие годы они оставили потомство и добрый след. Отец и два его брата с семьями поселились на одной улице, в домах №№115 и 113, стоявших рядом, стенка к стенке. Не знаю, арендовали братья Нуриевы квартиры в этих похожих друг на друга как две капли воды домах или приобрели их в собственность уже построенными по единому образу и подобию, чтобы самим, кстати, не слишком вольготно расположившимся в двух-трех комнатах, остальные сдавать в аренду «жильцам-квартирантам». Потому в каждом доме (как тогда говорили, дворе) жило по нескольку семей. Людей разных национальностей, что - верю - положительно отразилось на каждом из нас на всю жизнь.
И сейчас на улице рядом с касающимися земли окнами первого, как бы утопленного на метр в землю этажа можно увидеть солидную деревянную дверь. Олицетворяющая парадный подъезд респектабельного строения, она по тогдашнему стандарту и сейчас ведет по, увы, всего-навсего узенькому, темному проходу в тесный внутренний дворик, объединяющий двухэтажное строение, поделенное на небольшие комнаты-квартиры с «шушабенди» - застекленными галерейками перед ними. Именно эти галерейки расширяли круг обозрения и общения с внешним миром за счет щедрого в наших краях на теплоту и ласку южного солнца, дарящего по утрам доброе расположение духа.
Наверное, именно неприхотливая компактность, своего рода экономность в условиях теплого климата делали дворик уголком, чем-то напоминающим уютную общую для всех комнату без крыши, где практически на виду проходила жизнь его обитателей-соседей, у которых просто не могло быть секретов друг от друга. Общими были планы и события, проблемы, новости и праздники…»
Всего несколько страниц, а какая емкая панорама - город, архитектура, семейные традиции, общественные отношения… Как же убедительна эта небольшая глава под лаконичным названием «Родительский дом», которая вводит читателей в огромный мир обитателей с их привычками, традициями и укладом, о котором ныне не только не прочтешь, но и не услышишь, потому что в тот самый период о подобных вещах взволнованные совсем другими событиями в наших местах авторы уже не писали. Тем более с женской любознательностью и под углом зрения женской логики, по-своему выбирающей предметы интереса, привязанностей, смысл счастья и того, что считалось святым навсегда.
И еще здорово то, что в наши дни в этой книге при помощи ироничного взгляда умной женщины и состоявшейся личности оказалось емко и с любовью зафиксировано, что положение наших женщин - отнюдь не результат борьбы с пресловутыми забитостью, покорностью и непритязательностью и другими характеристиками, которыми тогдашняя власть наделяла азербайджанских и вообще восточных женщин. Должна же, наконец, правда дойти до сознания прытких современников Амины Нуриевой, без проблем получившей высшее образование и с честью трудившейся по специальности, не сетуя на то, что много работает, воспитывает троих детей, стирает в корыте и варит в неподъемном баке белье, а столы в семейные праздники накрывает сама. И не считает за счастье приглашение на ужин в ресторане, веселье на корпоративных вечеринках или поездки на разрекламированный корыстными предпринимателями модный курортик...
Нет, вступать в споры с подобным «мировоззрением», а точнее взглядами на жизнь автор книжки «Мой век» не стала. Просто очень компактно рассказала о том, как, имея троих детей, защитив диссертацию и получив научную степень, она отслужила «полный стаж» на очень ответственном участке производства вакцин, спасших миллионы граждан от повально сражавших человечество заболеваний и эпидемий. Предметно, наглядно сказав главное о себе и времени, на которое пришелся период ее творческого долголетия, емко и образно описанный в главе, скромно названной «Работа» и не случайно попавшей в книгу.
«Литературная запись»
Помню, в те дни, когда шаг за шагом «продвигалась наша работа, когда слово за словом ложилось, как говорится, в строку, Галина Алекперовна рассказала мне, что вместе с дочерью Амины ханым - Нигяр побывала в родительском доме героини на Сулеймана Рагима, 117, и в квартире дома №28 по той же улице, где родились ее дети и где семья прожила с 1939 по 1962 год. А еще в давно сменившем название Институте микробиологии, где проработала всю жизнь и где старожилы еще помнят ее. Рассказала не просто, чтобы поделиться впечатлениями, хотя они немало вдохновили ее.
«Отныне, - сказала Галина Алекперовна, - объем готовящейся книги увеличится, и содержание ее изменится. Если поначалу мы с Аминой ханым задумывали зафиксировать непринужденный ее рассказ о себе и самых близких, то теперь будет у нас литературная запись повести нашей достойной героини. Представителя национальной интеллигенции, честно выполняющей свою гражданскую миссию».
Конечно же, это означало, что Галина ханым выбирает более сложный, трудоемкий путь. Но иначе поступить она не могла, уже решительно объявив о новой концепции, а значит, иной значимости книги, которую уже видела мысленно, по новому кругу беседуя с героиней, которая на удивление все более активно рассказывала о том, на что откликалась оживлявшаяся память.
Так появились параграфы о бульваре - Приморском парке, сыгравшем свою уникальную роль в жизни каждого из нас не только в детстве и юности, но и тогда, когда он несказанно преображался, готовясь к своему столетию. Они говорили, а я писала о реконструкции бакинских улиц, вспоминали, как Баку «осквернялся», заводя уютные места отдыха на месте разрушившихся старых домишек, памятных для них, старожилов. Восхищались реконструкцией старинных особняков - разрушавшихся от времени Филармонии, театров, Дворца Зейналабдина Тагиева, в котором живут и работают не только Государственный музей истории Азербайджана, но и воссозданные там при реконструкции апартаменты многострадальной семьи мецената. Со слезами на глазах говорили об Аллее шехидов, что «вернулась» на Чемберикендское кладбище. Обсуждали ход реконструкции улиц и целых районов, словно прощались с чем-то судьбоносно дорогим, узнав, что дом №28 скоро будет снесен. И спешили с набором готовой главы.
«Работа»,
где со светлой грустью написано о десятилетиях, закаливших в трудностях, обогативших знаниями, друзьями и верой в себя и в то, что за тобой пойдут другие, как коллеги шли за Аминой Нуриевой, которые воочию представят ее, читая эту книгу, вышедшую из типографии, увы, через девять дней после ее кончины.
«В институте были в основном пожилые, опытные сотрудники, и нам, молодым, поручали вспомогательную работу - готовить растворы для выращивания микробов. Заведующий лабораторией давал нам задания, распределяя, кто что будет готовить. Меня направили в лабораторию, которая разрабатывала противотуберкулезную вакцину для детей. Там работало три человека - лаборант, препаратор и я - врач, кого со временем назначили заведующей лабораторией. Отмечу, что для каждого вируса готовится свое питание. Во дворе НИИ был хорошо оборудованный виварий, где выращивались лабораторные животные, на которых ставились опыты. Осуществлялись и научные исследования, но акцент, конечно, делался на производственную часть.
Я заведовала лабораторией, которой со временем поручили вырабатывать вакцины против туберкулеза, оспы и бешенства. Помню, у нас был план выпуска - наша вакцина продавалась за рубеж, в частности в арабские страны.
Работа была трудной, утомительной, но выполняли мы ее очень добросовестно, никогда не забывая о том, что вакцина будет вводиться людям, - нельзя было допустить ЧП. Все тщательно проверялось, а в Москве, в головном институте, которому мы подчинялись, все повторно перепроверялось. Если где-то вспыхивала эпидемия, лаборатория усиливала проверки.
Естественно, в лаборатории применялись меры безопасности, мы работали в перчатках, в стерильной обстановке, все делали по инструкции. Конечно, это требовало большого напряжения - волновались за качество. Поэтому все зависело от грамотности сотрудников, их ответственности. Мы постоянно учились - читали соответствующую литературу, проводили занятия на курсах по обучению препараторов, санитаров, лаборантов и повышению квалификации врачей.
Приходилось начинать с элементарных правил гигиены, с того, как надо мыть лабораторную посуду - чашки Петри, пробирки, колбы, реторты. Если после проверок выявлялся брак (это было редкое ЧП), все делали заново. Мы уже знали норов каждого микроба. Высеивали на специальную среду и наблюдали, как он растет. Обязательно обозначали срок годности препарата. В запасе всегда имелась чистая культура, чтобы было с чем потом работать, если что-то не получилось с какой-то партией, но такое случалось крайне редко.
Навсегда запомнились подробности такой непростой манипуляции, как выпуск противотуберкулезной вакцины и оспенного детрита. В специальное помещение каждую неделю привозили телят, на которых, собственно, и выращивался необходимый материал. Помню, как тщательно мыли трех предназначенных для опытов телят, обтирали их стерильными полотенцами, затем специальными обоюдоострыми ножами, по форме напоминавшими вилку, проводили полосы-борозды на коже теленка, чтобы смазать их, то есть заразить штаммом соответствующей болезни.
Штамм (буквально - «ствол», «основа») - чистая культура вирусов, бактерий, других микроорганизмов или культура клеток, изолированная в определенное время и в определенном месте. Через определенное время с телят снимали пустулы болезни, из которых и готовили лекарство. То самое, которое в виде вакцины вводится в организм человека, чтобы выработать у него иммунитет к данной болезни. Когда речь уже шла не о лечении очень коварных и быстро распространяющихся инфекционных болезней и их профилактике в опасной зоне.
Да, выпускали мы и гамма-глобулин, коклюшный и коревой, оспенный детрит. Я готовила все очень ответственно. Когда в стране отмечалось много случаев заболеваний брюшным тифом и туберкулезом, делали много препаратов для борьбы с ними.
Исходные материалы выписывали со склада - во время войны исходного материала было достаточно, все мы работали днем и ночью, обеспечивая вакцинами и препаратами армию, население огромной страны, и даже отправляли за рубеж. Использовали нашу продукцию и для профилактики, и для лечения. Во время войны вообще у всех была особая ответственность: мы чувствовали, что и от нас зависело выполнение задачи сохранения здоровья населения, предотвращения эпидемий, и искренне верили, что своей работой приближаем победу. Приходили в лабораторию к восьми утра и работали допоздна. Кто бы сейчас такое выдержал, а у меня одна запись в трудовой книжке - принята и освобождена в связи с уходом на пенсию по возрасту…
Такие подробности специально привожу здесь, чтобы наглядно объяснить, чем всю жизнь занималась и какая это напряженная и ответственная жизнь…А ведь я еще и диссертацию на тему «Эффективность иммунологии в зависимости от места и способа введения препарата» написала и защитила, о чем тоже с удовольствием рассказала бы»…
И она рассказала. Очень многое. И очень эмоционально. Романтическую историю о том, как в ее жизни появился потрясающий человек Искендер, который многому научил и с которым прожила она долгую счастливую женскую судьбу. Кстати, лишь после того как ее мама, прежде чем позволить жениху послать сватов, долго и упорно обходила округу, чтобы найти живущих в этих краях шамахинцев и разузнать, что это за семья. Вот так - за кого попало дочь выдавать не положено!
И о том, как, естественно в доме жениха, прошла свадьба, и кто из лучших ханенде на ней пел. И о том, как всю жизнь прожила в доме чудесной свекрови Хумай ханым, которую не просто любила и уважала, но и считала хозяйкой. Как вкусно готовила и накрывала столы для гостей - родственников и друзей, а закачивая диссертацию, ютилось в снятой в Подмосковье квартирке вместе с двумя детьми, зато блестяще защитила работу на русском языке в головном институте микробиологии, хотя училась в школе и институте на азербайджанском.
Причем рассказала это скромно и даже застенчиво - благо Галина Алекперовна нашла для всего этого достойную тональность тому, что оправдало бы и чувство гордости. Хотя бы тем, как описывала Амина ханым подробности быта семьи духовно богатых людей, невзначай выставивших в книжном шкафу четыре переплетенные диссертации - Искендер бея, Амины ханым и двух сыновей - Тогрула и Араса, - героиня и впрямь вызывала восхищение. Очень, как я знаю, порадовалась Амина ханым написанному с ее слов заключению, черновик которого Галина Алекперовна зачитала ей в день их последней встречи.
«Спасибо, Эмин!»
«Что и говорить, затея моего внука Эмина поистине подвигла меня на поступок. Как иначе назовешь результат труда, позволившего - притом с наслаждением - воссоздать довольно объемную картину о том, как и что было в нашей семье, в судьбе соотечественников, в нашем родном городе и в нашей стране. С особой благодарностью обращаясь к осуществившему запись моего рассказа профессиональному литератору, понимавшему меня с полуслова, поверившему в мою искренность, чтобы, не упустив ни одной стоящей детали из моих подчас по-житейски элементарных и даже сбивчивых рассказов-воспоминаний, достаточно пространно выразить суть и оттенки моих суждений, выпукло и узнаваемо описать тех, о ком я говорила особенно проникновенно.
…Проявив искренний интерес к своим корням, Эмин (единственный мужчина из пятерых моих внуков) с позиции неравнодушного современника вдохновил меня на редкую и поначалу, как мне показалось, неосуществимую идею. А оказывается, предоставил возможность еще раз пережить море чувств, выразить благодарность судьбе хотя бы за то, что в силу своего умения познакомила потомков с нашим общим прошлым. Да и сама - объемно, в протяжении увидела родину с высоты своего возраста и преклонила колени перед неузнаваемо изменившимся и во многом определившим почти все самое главное в моей жизни городом. Перед Баку, который уверенно называю вдохновившим на написание этой книги героем и спутником, сопровождавшим на этом необычном пути меня как рассказчика. Неравнодушного, влюбленного, но и объективного одновременно. Думаю, все у нас получилось. Спасибо»…
Читая это, мы с Галиной Алекперовной плакали, будто впервые увидели текст - теперь живущий своей жизнью. В самом деле, спасибо!
Нина КАМЕРИСТОВА
banner

Советуем почитать