Баку 14°C
Аяз Муталлибов: «Тер-Петросян говорил на встречах в Москве, что не простит мне операцию «кольцо»…»
Эксклюэивное интервью Vesti.Az с экс-президентом Азербайджана Аязом Муталлибовым.
- Аяз Ниязович, со дня Ходжалинского геноцида минуло 22 года. Вы были президентом в то нелегкое для нашей страны время. Поэтому первый вопрос к Вам такой: какая общественно-политическая ситуация в стране и вокруг нее предшествовала трагедии в Ходжалы?
- Ситуация действительно была крайне тяжелая. 14 февраля я отправился на третье по счету заседание Совета глав государств СНГ в Минске, на котором должен был рассматриваться вопрос образования Совета министров обороны и Главного командования Объединенных Вооруженных Сил СНГ. Предполагалось, что в состав Главкомата войдут и Сухопутные войска Азербайджана, потому что к тому времени воздушное пространство СССР все еще оставалось за Россией, как за правопреемницей Союза. Мы в Минске должны были рассмотреть два вопроса – назначение главкомом маршала Шапошникова и подписание соглашение о вхождении сухопутных войск стран-членов СНГ – в состав Главкомата.
Накануне вылета в Минск, я дважды обращался в Верховный совет Азербайджана с просьбой предоставить мне разрешение на подписание соглашения. К сожалению, Верховный совет ответил отрицательно. Я пояснял, что у нас нет пока профессиональных Вооруженных сил, мы только-только начинали их строить, и поэтому для республик, еще не имевших профессиональной армии, участие в соглашении о создании Сил коллективной безопасности носит формальный характер. Когда я выступал перед нашими депутатами, позвонил президент России Борис Ельцин. Он сказал, что знает о том, что я нахожусь в парламенте, поэтому он попросил передать депутатам его личную просьбу – позволить Муталлибову подписать соглашение. Также в беседе со мной Ельцин подчеркнул, что если я подпишу в Минске соглашение, то он положительно рассмотрит наши требования о расформировании 366-го полка, расквартированного в Ханкенди.
Я передал эту просьбу Ельцина. Но депутаты вновь ответили отказом. Очень сильно «давил» Народный фронт. В то время НФА вообще ходил за мной по пятам и, руководствуясь большевистским лозунгов «Чем хуже власти, тем лучше нам», делал все, что в последующем могло обернуться Азербайджану сильной головной болью. Так оно произошло и на тот раз. Я, конечно, мог бы подписать соглашение в Минске, даже не взирая на сопротивление парламента – президентские полномочия мне позволяли это сделать. Кстати, я так и сделал 21 декабря 1991 года, когда рассматривался вопрос о вхождении в СНГ. Я подписал соглашение о вступлении в СНГ, и правильно сделал, так как уже 28 декабря опять же в Минске я поставил вопрос о передаче Азербайджану всего имущества и вооружения бывшей 4-й советской армии.
Но я понимал: если я 14 февраля 1992 года в Минске подпишу соглашение, не получив «добро» Верховного совета, то в Азербайджане оппозиция развернет широкую пропагандистскую работу против меня, мол, не успели мы даже создать Национальную армию, а Муталлибов ее уже переподчиняет Москве. Поэтому, я ничего не подписал. Подписали все члены СНГ, кроме Азербайджана и Грузии, которая на тот момент в Содружество не входила.
На заседании Совета глав государств СНГ главнокомандующим войсками СНГ избрали Шапошникова. 15 февраля я вернулся в Баку. Затем, по настоятельной просьбе тогдашнего вице-спикера Верховного совета Тамерлана Караева, я отправился в Тегеран для участия в совещании Экономической конференции исламских государств. И там, если не ошибаюсь, 17 февраля, я узнал о том, что Ходжалы попал в окружение и подвергается артиллерийскому обстрелу.
- Вы общались с Ельциным в Минске?
- Да, я подошел к нему и объяснил, почему не могу подписать соглашение о вхождении сухопутных войск Азербайджана в состав Главкомата. Затем я вновь поднял перед ним вопрос о выводе 366-го полка из Ханкенди. Ельцин выслушал меня и сказал: «Посмотрим». Видно было, что он сильно расстроился по поводу отказа наших депутатов уважить его просьбу.
- 13-го февраля последний вертолет был направлен в Ходжалы для эвакуации женщин, детей и стариков. После этого воздушный коридор закрылся. Имелись ли у Азербайджана возможности для эвакуации населения? Обращались ли Вы к российским военным с просьбой помочь разблокировать воздушный коридор?
- Оперативного простора для осуществления эвакуации населения у нас тогда не было. Даже вечером 25 февраля 1992 года министры внутренних дел и национальной безопасности Азербайджана не владели всей полнотой информации о происходящем в осажденном городе. У нас не было военной авиации. А после того, как были сбиты в Карабахе несколько наших вертолетов, без огневой поддержки с земли и воздуха отказались летать туда и гражданские вертолетчики из Забрата.
Уже после того, как стало известно о трагедии, в Агдам отправились представители официального Баку. Из Агдама мне звонил покойный Чингиз Мустафаев и попросил выделить ему вертолет, чтобы он вместе с зарубежными журналистами смог полететь в Ходжалы. Я связался с ЗакВо, с генералом Патрикеевым, объяснил ему ситуацию и добился выделения одного вертолета.
В то время я довольно тесно общался с командующим 4-й армией генералом Поповым. Планировалось, что 5-6 марта отряды Национальной армии Азербайджана при поддержке российской армии предпримут контр-наступление и освободят Ходжалы. К сожалению, этого не произошло, поскольку 6 марта я под мощным давлением вынужден был подать в отставку.
- Вам не кажется, что захват Ходжалы и уничтожение армянами и российскими военными из 366-го полка мирного населения, это была своеобразная месть Азербайджану со стороны Ельцина и Шапошникова за то, что Вы не подписали соглашение в Минске?
- Еще тогдашний президент Армении Тер-Петросян говорил мне на встречах в Москве, что не простит мне операцию «Кольцо» по разоружению незаконных вооруженных формирований. А своим отказом подписать в Минске соглашение о вхождении сухопутных войск Азербайджана в состав Главкомата, мы отвернули от себя российский генералитет, который в Карабахском конфликте сочувствовал Азербайджану, понимал неправомочность претензий Армении на азербайджанские территории. Нашей промашкой воспользовались армяне, которые вместе с 366-м полком начали наступление на Ходжалы. А у нас не было возможности противостоять им. Тут же следует упомянуть, что в октябре 1991 года Верховный совет Азербайджана под давлением Народного фронта принял постановление о выводе контингента Внутренних войск МВД СССР/России из Нагорного Карабаха, осуществлявших там комендантский час и режим чрезвычайного положения. Мол, это войска иностранного государства. И таким образом мы остались одни. Был расформирован Республиканский Оргкомитет. Все наши старания сохранить контроль над Нагорным Карабахом, пошли насмарку. Ничего страшного не случилось бы, если бы мы попросили Ельцина сохранить контингент ВВ МВД в Карабахе, пока не сформируем профессиональную армию и не получим положенное нам вооружение и имущество 4-й армии. Тогда нам удалось бы избежать того, что, к сожалению, произошло 26 февраля 1992 года и в последующем.
- Аяз Ниязович, со дня Ходжалинского геноцида минуло 22 года. Вы были президентом в то нелегкое для нашей страны время. Поэтому первый вопрос к Вам такой: какая общественно-политическая ситуация в стране и вокруг нее предшествовала трагедии в Ходжалы?
- Ситуация действительно была крайне тяжелая. 14 февраля я отправился на третье по счету заседание Совета глав государств СНГ в Минске, на котором должен был рассматриваться вопрос образования Совета министров обороны и Главного командования Объединенных Вооруженных Сил СНГ. Предполагалось, что в состав Главкомата войдут и Сухопутные войска Азербайджана, потому что к тому времени воздушное пространство СССР все еще оставалось за Россией, как за правопреемницей Союза. Мы в Минске должны были рассмотреть два вопроса – назначение главкомом маршала Шапошникова и подписание соглашение о вхождении сухопутных войск стран-членов СНГ – в состав Главкомата.
Накануне вылета в Минск, я дважды обращался в Верховный совет Азербайджана с просьбой предоставить мне разрешение на подписание соглашения. К сожалению, Верховный совет ответил отрицательно. Я пояснял, что у нас нет пока профессиональных Вооруженных сил, мы только-только начинали их строить, и поэтому для республик, еще не имевших профессиональной армии, участие в соглашении о создании Сил коллективной безопасности носит формальный характер. Когда я выступал перед нашими депутатами, позвонил президент России Борис Ельцин. Он сказал, что знает о том, что я нахожусь в парламенте, поэтому он попросил передать депутатам его личную просьбу – позволить Муталлибову подписать соглашение. Также в беседе со мной Ельцин подчеркнул, что если я подпишу в Минске соглашение, то он положительно рассмотрит наши требования о расформировании 366-го полка, расквартированного в Ханкенди.
Я передал эту просьбу Ельцина. Но депутаты вновь ответили отказом. Очень сильно «давил» Народный фронт. В то время НФА вообще ходил за мной по пятам и, руководствуясь большевистским лозунгов «Чем хуже власти, тем лучше нам», делал все, что в последующем могло обернуться Азербайджану сильной головной болью. Так оно произошло и на тот раз. Я, конечно, мог бы подписать соглашение в Минске, даже не взирая на сопротивление парламента – президентские полномочия мне позволяли это сделать. Кстати, я так и сделал 21 декабря 1991 года, когда рассматривался вопрос о вхождении в СНГ. Я подписал соглашение о вступлении в СНГ, и правильно сделал, так как уже 28 декабря опять же в Минске я поставил вопрос о передаче Азербайджану всего имущества и вооружения бывшей 4-й советской армии.
Но я понимал: если я 14 февраля 1992 года в Минске подпишу соглашение, не получив «добро» Верховного совета, то в Азербайджане оппозиция развернет широкую пропагандистскую работу против меня, мол, не успели мы даже создать Национальную армию, а Муталлибов ее уже переподчиняет Москве. Поэтому, я ничего не подписал. Подписали все члены СНГ, кроме Азербайджана и Грузии, которая на тот момент в Содружество не входила.
На заседании Совета глав государств СНГ главнокомандующим войсками СНГ избрали Шапошникова. 15 февраля я вернулся в Баку. Затем, по настоятельной просьбе тогдашнего вице-спикера Верховного совета Тамерлана Караева, я отправился в Тегеран для участия в совещании Экономической конференции исламских государств. И там, если не ошибаюсь, 17 февраля, я узнал о том, что Ходжалы попал в окружение и подвергается артиллерийскому обстрелу.
- Вы общались с Ельциным в Минске?
- Да, я подошел к нему и объяснил, почему не могу подписать соглашение о вхождении сухопутных войск Азербайджана в состав Главкомата. Затем я вновь поднял перед ним вопрос о выводе 366-го полка из Ханкенди. Ельцин выслушал меня и сказал: «Посмотрим». Видно было, что он сильно расстроился по поводу отказа наших депутатов уважить его просьбу.
- 13-го февраля последний вертолет был направлен в Ходжалы для эвакуации женщин, детей и стариков. После этого воздушный коридор закрылся. Имелись ли у Азербайджана возможности для эвакуации населения? Обращались ли Вы к российским военным с просьбой помочь разблокировать воздушный коридор?
- Оперативного простора для осуществления эвакуации населения у нас тогда не было. Даже вечером 25 февраля 1992 года министры внутренних дел и национальной безопасности Азербайджана не владели всей полнотой информации о происходящем в осажденном городе. У нас не было военной авиации. А после того, как были сбиты в Карабахе несколько наших вертолетов, без огневой поддержки с земли и воздуха отказались летать туда и гражданские вертолетчики из Забрата.
Уже после того, как стало известно о трагедии, в Агдам отправились представители официального Баку. Из Агдама мне звонил покойный Чингиз Мустафаев и попросил выделить ему вертолет, чтобы он вместе с зарубежными журналистами смог полететь в Ходжалы. Я связался с ЗакВо, с генералом Патрикеевым, объяснил ему ситуацию и добился выделения одного вертолета.
В то время я довольно тесно общался с командующим 4-й армией генералом Поповым. Планировалось, что 5-6 марта отряды Национальной армии Азербайджана при поддержке российской армии предпримут контр-наступление и освободят Ходжалы. К сожалению, этого не произошло, поскольку 6 марта я под мощным давлением вынужден был подать в отставку.
- Вам не кажется, что захват Ходжалы и уничтожение армянами и российскими военными из 366-го полка мирного населения, это была своеобразная месть Азербайджану со стороны Ельцина и Шапошникова за то, что Вы не подписали соглашение в Минске?
- Еще тогдашний президент Армении Тер-Петросян говорил мне на встречах в Москве, что не простит мне операцию «Кольцо» по разоружению незаконных вооруженных формирований. А своим отказом подписать в Минске соглашение о вхождении сухопутных войск Азербайджана в состав Главкомата, мы отвернули от себя российский генералитет, который в Карабахском конфликте сочувствовал Азербайджану, понимал неправомочность претензий Армении на азербайджанские территории. Нашей промашкой воспользовались армяне, которые вместе с 366-м полком начали наступление на Ходжалы. А у нас не было возможности противостоять им. Тут же следует упомянуть, что в октябре 1991 года Верховный совет Азербайджана под давлением Народного фронта принял постановление о выводе контингента Внутренних войск МВД СССР/России из Нагорного Карабаха, осуществлявших там комендантский час и режим чрезвычайного положения. Мол, это войска иностранного государства. И таким образом мы остались одни. Был расформирован Республиканский Оргкомитет. Все наши старания сохранить контроль над Нагорным Карабахом, пошли насмарку. Ничего страшного не случилось бы, если бы мы попросили Ельцина сохранить контингент ВВ МВД в Карабахе, пока не сформируем профессиональную армию и не получим положенное нам вооружение и имущество 4-й армии. Тогда нам удалось бы избежать того, что, к сожалению, произошло 26 февраля 1992 года и в последующем.
