Балоглан: «Сказали, что доверяют мне больше, чем депутатам»

Спустя несколько лет заслуженный артист Балоглан Ашрафов готовится выступить перед поклонниками с соло-концертом Mən də varam dünyada («И я есть в мире»).
Певец рассказал Oxu.Az о деталях концерта и причинах своего молчания длиной в несколько лет:
– Спустя долгое время вы даете концерт. По какой причине вы столько времени держались в тени?
– С 90-х годов в людях поселился пессимизм. Сверху мне поручили дать концерт в Зеленом театре, чтобы снять стресс у населения. Так и случилось. Состоялся прекрасный концерт. Вернувшись в этот мир заново, я дал концерт во Дворце Гейдара Алиева и в Зеленом театре.
В этот раз я даю концерт по просьбе многочисленных зрителей, в частности иранцев. 8 сентября я предстану перед своими поклонниками. Не знаю, продолжится ли традиция давать концерты, но подумал, что надо предстать перед людьми.
– Не боитесь своего возраста?
– Нет, дело в том, что если в этом возрасте люди требуют от меня дать концерт, и я сам поставил перед собой такую цель, то каждая деталь моего концерта должна отличаться. В наше время петь было не так легко, как сейчас. Сейчас все исправляют компьютером.
– Раньше вы писали и стихи. В одном из интервью вы сказали, что нужно быть очень самоуверенным, чтобы называть себя поэтом на фоне Низами, Физули и Самеда Вургуна...
– Я окончил филологический факультет. Проявлял интерес к поэзии. Писал музыку на хорошие стихи. Но плохие стихи я никогда не трогал, не писал на них музыку. Использовал только стихи поэтов. Ко многим песням я сам написал слова.
Все что я делал, вызывало ревность. Если турецкие певцы пели мои песни, упоминали мое имя на концертах, зарабатывали на этих песнях, то почему их не выдвигают на передний план. Ведь это же хорошо для Азербайджана.
– Вы начали писать песни с 80-х годов. Но об этом узнали лишь спустя годы. Почему?
- При советском режиме было одно правило: песни обязательно должен был писать профессиональный композитор. Поэтому мои песни пели под видом народной музыки. Я никогда не мог бы сказать, что сам написал эти песни. Мне бы ответили: какое ты имеешь право писать песни?
Ибрагим Татлысес, который отучился всего четыре класса в Турции, сочинил много прекрасных песен. Никто его не спрашивал, чьи это песни. У нас же был такой запрет: есть композиторы, они и должны писать. Петь надо о социализме, дружбе, трудолюбии.
Много думать о любви было нельзя. Если на концерте ты пел о любви, то наутро газеты тебя критиковали. 50 процентов концертов мы вынуждены были посвящать таким темам. В противном случае нас и близко не подпускали к радио и телевидению.
Мою песню Nədəndir пели в Средней Азии. Ко мне обратился Сердар Ортач. Я сказал, что у нас ничего такого нет. Я разрешаю, иди и пой. Сейчас они поют мои песни. Но я хочу им сказать, что если они поют лучше меня, то пожалуйста. А если они их изуродуют, то лучше не надо.
– 11 лет назад вы шесть дней пролежали в коме. Что после этого для вас изменилось?
– До этого я был настолько щедрым, что раздавал половину своего заработка. Аллах меня любит и подарил мне вторую жизнь. В то время никто не потратил на меня и маната. Я познал этих людей. С тех пор я стал глубже анализировать жизнь, мое мировоззрение изменилось.
Я никого не осуждаю. Черная полоса кончается. Я вернулся к жизни и доделал незаконченные дела. Женил сына, построил новый дом на месте старого. А людям дай бог здоровья, какие бы намерения у них ни были. Я всем смотрю в глаза прямо. Если кто-то хоть в чем-то виноват, он склоняет передо мной голову, не может говорить.
– Хотя на сцену вы пришли в 82-м году, но звание «Народного артиста» получили лишь 25 лет спустя...
– В 80-е годы я дважды в месяц давал концерт в Филармонии. Зрители ломали стекла. Затем меня отстранили от Филармонии. После прихода Полада Бюльбюльоглу меня вновь пригласили давать концерты в Филармонии. Хотя я не был «народным артистом», но я всегда артист народа. Обойдите весь Азербайджан, все, хоть немного, меня знают.
– Во время боев вы дали концерт для солдат...
– Откуда вам это известно? Об этом знают лишь немногие. Мы поехали туда, где были раненые солдаты. Я стоял над солдатами, с перевязанными руками и ногами и перебинтованными головами, и пел для них.
Вместе с коллегами мы пели песни, а солдаты кричали от боли, звали врачей. Враг был недалеко, они могли нас убить.
Кроме того, я поехал давать концерт для солдат, подарил им телевизор, разные вещи. И не афишировал это. Думал, что этой мой долг.
– В одном из интервью вы сказали, что народ относится к вам, как к пророку...
– Не как к пророку, а как к святому. В одном районе была церемония знакомства с депутатом. Мы пошли на концерт. Когда я вышел на сцену, пожилые женщины протянули мне бумажки, которые держали в руках. У одной задержали сына, у другой еще что-то. Я им говорю: дорогие мои, я не депутат. Они сказали, что доверяют мне больше, чем депутатам.
– В тяжелые для вас дни люди переживали о вас. Народ вас очень любит.
- Тогда принесли в жертву очень много животных. В различных районах Азербайджана прямо при мне зарезали 82 баранов. Молитвы людей вернули меня к жизни во второй раз.
– Вам 67, но вы умудрились остаться молодым. В чем секрет?
– Любовь народа помогла мне. Аллах тоже милосерден ко мне, хочет, чтобы я оставался молодым. Я не поддаюсь искушениям, не делаю многих вещей.
– У вас достаточный авторитет в народе. Что вас беспокоит в современном обществе?
– Хочу, чтобы каждый занимался своим делом, не сувал свой нос в то, что его не касается. Со мной столько всякого происходило... Я никогда не пел похабные, пошлые песни.
Мои конфликты с власть имущими случались из-за того, что мой стиль исполнения всегда отличался. Меня критиковали, а в лицо всегда клялись, что не виноваты. Мол, их вынуждали меня критиковать. Клянусь богом, я не могу исполнять в русском стиле.
– Отмечу однако, что азербайджанцы не очень воспринимают музыку, как вы выразились, в русском, да и в европейском стиле. В этом можно убедиться, взглянув на сегодняшние тренды на Youtube. Исполнители, поющие в европейском стиле, борются с этим и говорят, что их манера пения - более высокого уровня...
– Эти песни не соответствуют национальному менталитету. Что я, раздаю людям деньги, когда пою? Я же не умоляю их любить меня? Не пытаюсь привить народу какую-то идеологию? Так почему в некоторых кругах не принимают мои песни?!
Однажды композитор Рухангиз Гасымова пошла со мной на принцип, мол, Балоглан поет неправильно. Эта женщина отвела меня к себе домой и исполнила 10 песен на пианино. Я увидел, что это не для меня.
Я в культурной форме дал ей понять, что ее песни хороши, но я не могу их петь. Потом она стала осуждать меня. Если я плохой, почему ты привела меня домой? Почему ты ведешь домой того, кто не умеет петь? Можно ли враждовать из-за этого?
– Что вы имеете ввиду под враждой?
– Начала говорить, что Балоглан представляет нашу музыку в неправильном свете. Потом меня обвинили в том, что я сказал что-то в адрес Узеира Гаджибекова. Все это чепуха.
Кроме того, я родился на талышской земле и прекрасно пою на этом языке, что вызывает ревность в определенных кругах. Но я до мозга костей азербайджанец, служу своей Родине.
– Когда певец считается постаревшим?
– Важнейшая из причин, объясняющая степень актуальности певца, - его творчество. Если у тебя нет новых песен, исчерпан потенциал, то ты стар и в 30, и 25 лет. К примеру, вместе со мной выступали певцы с прекрасными голосами. Но ни одного из них сейчас нет. Потому что они не сочиняли песен и не пели их. Пели одно и то же и быстро забывались. В мире всего несколько исполнителей, которые были в моде до самой смерти.
Один из них - Зеки Мурен. Люди выстраивались в очередь у его дома, поклонялись ему. У нас - едва тебе исполнилось пятьдесят, говорят, мол, хватит, свое уже отпел, достаточно. Лучше смерть, чем такое. Но и в прошлом, и в этом году мои песни украшали все свадьбы. Мою песню İtən eşqim через несколько лет перепел Манаф Агаев и стал королем свадеб.
Не поют, а потом говорят, что народ их не знает. Почему народ вас должен знать? Выйдем в город с любым из народных артистов, посмотрим, когда больше узнают. Государство дает им звание и квартиру, а они думают, что уже достаточно спели на своем веку. Но это не так. Да ниспошлет мне Аллах здоровья, и я буду петь до самой смерти.