Час истины

СОБЕСЕДНИК
Наш сегодняшний собеседник - известный тюркский поэт и прозаик Аждар Ол. Он приступил к литературному творчеству в 80-е годы. Его первые стихи – «Так прошел вчерашний день» и «Как же не любить?» были опубликованы в литературном журнале «Азербайджан» в 1981 году. В дальнейшем он регулярно публиковался в газетах, журналах и литературных альманахах. Автор множества книг, пьес, сценариев и переводов. За литературную деятельность удостаивался Национальной книжной премии (2010), премии «Золотое слово» Министерства культуры и туризма Азербайджана (2011). В 2012 году стал победителем международного конкурса на лучший рассказ имени М.Кашгари, проведенного в Анкаре (Турция).
- Как вы считаете, кого и по какой причине мы не смогли уберечь в истории отечественной литературы?
- Ничто не бережет автора так, как его произведения. Никто и ничто не может так сохранить писателя в истории, как его тексты. Посмотрите, сколько вокруг нас людей, которых берегут, лелеют, значимость которых раздувают, причем во всех сферах искусства. Но в истории их имена не сохранятся. А есть такие, кто и славы добивается, и в историю попадает. Конечно, большую роль здесь играет везение, улыбка судьбы. С другой стороны, сколько писателей, так и не сумевших найти общий язык с обществом. Например, Мухаммед Хади писал свои стихи таким языком, что большинство не понимало его. Именно мудреный, непомерно сложный для широкого читателя язык стихотворений не позволил сберечь его в том смысле, который вы имеете в виду.
Наряду с этим порой нам не позволяет физически уберечь таких поэтов то, что они несчастливы в жизни. Недобрая судьба постигла таких выдающихся поэтов, как Микаил Мушфик, Гусейн Джавид, Сеид Гусейн, чья жизнь оборвалась слишком рано. Это было время, когда людей уничтожали за неосмотрительное слово, за родство с кем-то, за телефонный звонок. Есть среди них такие, чью память мы храним не за значимое литературное наследие, а из сочувствия к трагической судьбе, безвременно оборвавшейся жизни. Должен также заметить, что нередко в каждом из нас просыпается стремление кого-то защитить. Но те, кого защищают, никогда не задумываются о том, чего они стоят. Короче говоря, в моем понимании самая надежная защита - это созданное самим человеком.
- Вы написали, что невозможно добиться единомыслия людей, но бояться этого не следует. Как по-вашему, способна ли достичь такого единомыслия литература?
- Если в масштабе всего человечества, то это невозможно. Периодически в мире появляются новые идеи, которые собирают вокруг себя определенную массу людей. Локально в рамках отдельных сообществ единомыслие возникало всегда. Литература тоже способна объединять людей вокруг различных ценностей, таких как гуманизм, патриотизм, героизм, истина и прочее. Но люди ни физически, ни морально не в одинаковом положении, на протяжении всей истории человечества они делятся на прослойки и группы, и так будет всегда. Люди не могут одинаково относиться к тому или иному вопросу. Если речь идет о литературе, то, согласно подсчетам, за новостями литературы и искусства регулярно следит 3-5% людей. Конечно, в абсолютном выражении это немало, если учесть, что на Земле проживает 7 миллиардов человек. Литература всегда на стороне добра, мира и любви, она представляет собой силу, сплачивающую вокруг себя. Литература велика оттого, что повсюду в мире есть люди, чьи сердца отзываются на слово.
- В одном из эссе вы заметили, что мы относимся к той эпохе, какую храним в своих помыслах. А к какой эпохе принадлежит Аждар Ол?
- Любой человек постоянно находится в трех временных измерениях: вспоминает о прошлом, живет в настоящем и стремится в будущее. Память у меня крепкая, прошлое – всегда со мной. Живу не сегодняшним днем, а в сегодняшнем дне. Я не стремлюсь в будущее, но ответственность за завтрашний день ощущаю. Все это я всегда подчеркиваю в своих работах. Творческие люди - носители духа человечества на протяжении всей его культурной истории.
Я постоянно отмечаю в своих произведениях, что на людях пишущих лежит вечное бремя ответственности - передавать национальный дух грядущим поколениям. Лично я считаю себя носителем духа Туси, Насими, Физули, Ахундзаде и их последователей. Исходя из этого, можно сказать, что мы живем в чьем-то будущем и согласно этой временной цепочке обращаем взоры на последующие поколения, полагая, что они будут культурнее, счастливее и благополучнее нас. Ведь и мы считаемся культурными на фоне вчерашнего. Вместе с тем я живу в прошлом тех, кто придет после меня. Так что нужно проживать день сегодняшний не спеша, минута за минутой. Я всегда старался, чтобы КПД у меня был по возможности максимальным.
- В эссе «Смутные времена» вы заметили, что порой человек в силу жизненных обстоятельств больше помышляет о хлебе насущном, чем о судьбе в широком смысле слова, об исполнении мечты. Почему же, на ваш взгляд, сегодня молодежь так стремится в литературу, столь скупо оделяющую своих служителей этим самым хлебом насущным?
- Потому что литература приносит известность. Человеку свойственно стремление быть в центре внимания. Конечно, есть такие, кто с этим рождается, - например, писатель Анар, который родился, вырос и оформился в литературной среде. Отец и мать его были широко известными поэтами, еще в колыбели ему посвящали стихи. Вообще же искусство не только привлекает всеобщий интерес, но и служит точкой пересечения интересов. На этой волне и приходит в литературу большинство молодежи. Когда же дело доходит до необходимости создать нечто серьезное, приложив для этого определенные усилия, когда начинаются трудности, без которых истинное искусство невозможно, далеко не все из них оказываются готовыми к этому. В лучшем случае они обретаются на периферии литературы.
- В своих эссе вы замечаете, что на Западе говорят: для прихода к власти все средства хороши. А на Востоке принято говорить: последнее слово - за победителем. Как отражаются эти различия в подходе к духовному миру западного и восточного человека?
- Восток создал величайшие материальные и духовные ценности, но вместе с тем понятие демократии родилось на Западе. Западному человеку присуща системность. Запад очень многое перенял у нас и технологически усовершенствовал все это. В античной Греции существовали философские школы, но после установления римского владычества все они были ликвидированы: Рим нуждался не в мыслителях, а в дальнейших победах. Эта оборвавшаяся цепь восстановилась в Европе лишь спустя несколько столетий.
Философия устанавливает пути, которыми человек проходит в жизнь. На этой основе Запад сформировал философские школы и течения, создал отдельные формы конституционного устройства. На Востоке же такие категории, как права человека, законы, принципы государственного строя, не разработаны. Принципы государственности только-только начинают вырабатываться. В этом контексте кто силен, тот и победил.
Однако ни на Западе, ни на Востоке совершенного общества нет. Если даже в самых развитых странах встречаются факты нарушения прав человека, то говорить о полной демократии не приходится. Это означает, что ни одна из известных систем все еще не оправдала себя. Следовательно, у литературы остается неисчерпаемая тема для разработки.
- У вас есть рассказ, посвященный писателю и публицисту Рафику Таги. О чем вы вспоминаете, глядя на его знаменитый портрет?
- Рафик Таги попал в водоворот времени. Это был талантливый человек и отличный друг. Сейчас я могу всячески превозносить его, но это, увы, не вернет его к нам. Память его остается со мной. Я сделал попытку создать литературный портрет Рафика, охарактеризовав его как писателя, как интеллигента, друга, как личность. Это был человек крайне противоречивый. Он мог проявлять уничижительное отношение к верующим, но в то же время был человеком набожным и почитал основателей ислама. Здесь сказалось и то обстоятельство, что он вырос в Москве.
Он мог быть раздраженным и злобным, мог раскритиковать кого-то в пух и прах, но лжи и фальши в нем я не видел. В жизни это был чрезвычайно мягкий человек, всегда старался кому-то помочь - прежде всего как врач. Как ни странно, он наивно полагал, что может пробудить людей, научить их отличать зерна от плевел. Эта миссия, принятая им на себя, очень сильно торопила его жить. Он постоянно находился в движении - жил. Он сохранился в нашей памяти как одна из самых интересных фигур в азербайджанской литературе.
- Я прочел ваши портретные рассказы «Очки» и «Конец Намика Абдуллаева», и у меня сложилось впечатление, что город, о котором говорится во втором из них, - это Париж, описанный в первом. От чего и от кого в жизни вы хотели бы избавиться, отдалиться, пожить в описанной там стране?
- Видимо, каждый ищет ответа на свои вопросы. Чувства человека безграничны и бесконечны, как бесконечна Вселенная. Иногда мне кажется, что даже при небольшой фантазии можно часами размышлять о незначительном на первый взгляд событии. Нас ведут в будущее наши иллюзии о счастливой стране, лучшей жизни, верных друзьях. Порой и баснословно богатый человек нуждается в утешении, в моральной поддержке, и в такие минуты на выручку приходит фантазия. Написанное писателем или поэтом - его утешение. Ведь окружающая действительность бессильна спасать человека до конца. Любой испытавший духовное богатство, понимает, что в этом-то и заключается непреходящая ценность. Какое материальное богатство может осчастливить больше, чем добрая весть?
- В одном из стихотворений вы заметили, что страх смерти хуже самой смерти…
- Смерть может настичь каждого из нас в любой момент. Я отношусь к числу поэтов, в чьем творчестве мало пессимистических нот, о смерти пишу очень редко. Причину усматриваю в тяжелой депрессии, перенесенной еще в молодости. Хочу сказать, что я перебоялся смерти в свои 20 лет. Нет смысла ожидать ее прихода и готовится к этому, обсуждать на все лады то, что так или иначе неизбежно.
- Альберт Сорел писал, что в мире существует две неопределенности - полюса и турки. В одном из ваших рассказов предлагается необычная дилемма: европейцы произошли от обезьяны, а турки - от серого волка.
- Конечно же, это шутка. В периоды общественных потрясений люди нередко увлекаются идеями, привлекающими своей новизной, даже если они их до конца не понимают. Это я и хотел показать в том рассказе. В советские времена у нас преподавали теорию происхождения видов Дарвина, согласно которой человек произошел от обезьяны. В 90-е же годы, когда царила эйфория национальных чувств, у нас решили, что происходить от обезьяны, дескать, ниже нашего достоинства, куда более приемлемым сочли быть потомками серого волка (смеется).
Таков инстинкт толпы: масса людей двигается в каком-то направлении, привлеченная посулами свободы, не понимая, куда этот путь на самом деле приведет. Так насаждается шовинизм. Этот период и описан в том рассказе, но шовинизма там и в помине нет.
- В литературном портрете «Конец Намика Абдуллаева» есть такая фраза: «Без женщины все мужчины - полуживые». Почему в вашем творчестве прекрасному полу отведено так мало места?
- По правде говоря, об этом я как-то не задумывался. Хотя женских образов у меня действительно мало. Видно, это оттого, что я бываю в основном в мужском обществе (смеется). И потом, Намик Абдуллаев сам жил без женщины. Но хочу сказать, что в ближайшее время планирую опубликовать новый роман, среди героев которого есть женщина. Действие проходит на фоне событий 1988-1993 годов, и они напрямую отражаются на ее судьбе.
- Кто или что убивает или, напротив, дает вам жизнь - как человеку, писателю?
- Есть распространенная точка зрения, согласно которой, наивысшая добродетель, признак величайшей любви и преданности - готовность пожертвовать собой во имя кого-то. Я категорически этого не приемлю и уверен, что труднее, ответственнее и прекраснее не жертвовать собой, то есть не умирать, а жить ради другого человека.
Вообще, в своих произведениях я всегда отстаивал светлый, позитивный взгляд на жизнь, стремился не зацикливаться на ошибках, проблемах и трудностях, проявлять терпение. Ведь даже относительно небольшая трудность может побудить человека на самый непредсказуемый поступок. В критические моменты люди, дабы не потерять свое положение или работу, прибегают к любым средствам. Очень не многие умеют в такой час истины сохранить себя, сберечь достоинство, остаться человеком. Мы должны быть готовы не умереть, а жить ради наших любимых - таков главный вывод, сделанный мною в жизни. Сколько силы, энергии в самом этом слове - «живи»! Потому я и сделал его названием своей книги.
- Что лучше - слушать стихи или читать их? После аудиопроекта «Аждар Ол и его друзья» на многих сайтах стали выкладывать декламации стихов - самими авторами или чтецами.
- Да, вы правы. Некоторых из тех авторов уже нет в живых, но голоса их сохранились - благодаря этому проекту. Инициатива его принадлежит моему другу и коллеге Селиму Бабуллаоглу. Есть стихи, затрагивающие струны наших сердец, их равно хорошо и слушать, и читать. В то же время хорошие стихи лучше читать в соответствующем настрое - чтобы душа как бы воду пила, а чувства очищались и обновлялись. Декламируя вслух стихи ныне покойных поэтов, я слушаю их в собственном голосе. Иногда мы устраиваем встречи с читателями, и тогда я декламирую в основном стихи патриотического содержания. Патриотизм объединяет все возрасты.
- Чего больше в ваших портретных зарисовках - стремления запечатлеть людей такими, какими они были, или же попытки изобличить их?
- Нет, я категорически не приемлю литературу как инструмента изобличения. Это - удел людей мелких, демагогов. Литература не может изобличать, она являет собой средство облагораживать человека.
- Тот же Селим Бабуллаоглу в книге «В плену искусства» отметил: «Аждар Ол - незаменимый мастер портретных зарисовок на протяжении всей истории национальной литературы и в современном литературном процессе, написанное им - истинные шедевры». Продолжаете ли вы создавать портретные зарисовки?
- Раньше я писал об отдельных людях, потом появился «Графоман», где я обобщил в одном лице 32 персонажа. В новой книге, которая уже подготовлена к печати, я стремился в большей степени воссоздать портрет времени.
- Говорят, писатель - это собирательный образ созданных им персонажей. Не тяжело хранить в себе столько характеров, носить их в мыслях, в душе?
- В сущности, написанное нами не составляет и одной пятой того, что хотелось бы создать. Я вообще не считаю своим собственным все написанное и опубликованное мною. Раз мои мысли перенесены на бумагу, значит, они жаждали избавиться от меня. Я пишу, даю зеленый свет и машу вслед рукой с пожеланием счастливого пути. Выход книги в свет подобен уходу сына из дома в самостоятельную жизнь. Ведь после нашей смерти литературное наследие наше как бы сиротеет, а сирота должен научиться жить самостоятельно, добывать себе на пропитание. В конечном итоге все и вся погрузится в реку забвения. Например, при упоминании имени Физули у меня в мозгу оживает некий код, а представить себе его как человека я не в состоянии. По мере удаления людей во времени нам все труднее воспринимать их в физической субстанции, представлять себе их живой образ.
- Как-то вы сказали: потеряв правую руку, нужно научиться писать левой. Но возникает вопрос: оставит ли нас в покое прошлое, в котором у нас была эта самая правая рука?
- Это прошлое с правой рукой никогда не оставляет человека в покое. В том стихотворении я упоминаю о Карабахе плененном, но не утраченном. Пленного можно вызволить, а утраченного - не вернешь. Что же касается необходимости писать левой рукой, если потеряна правая, то здесь я последователен: мой герой потерял правую руку в борьбе за родную землю, но сохранил самообладание и присутствие духа.
- На каком отрезке жизненного пути вы сейчас находитесь? Приносит ли плоды ваше терпение?
- Иногда читатели думают, что поэт посвящает свои стихи разным женщинам, тогда как стихотворение представляет собой отлитое в строфах представление о некоей женщине, продиктованное воображением. У Физули 350 газелей - как каждая из них может быть посвящена отдельной даме? И наоборот, история литературы знает немало поэтов, посвящавших множество стихов одной и той же особе. Суть дела состоит в том, что автор создает в стихах собственную модель любви. Такая модель описана и в одном из моих стихотворений.
- У вас есть рассказ «Кяманча мастера Юсифа», на основе которого снят фильм. В конце его отец радует свою дочь. А как бы вы охарактеризовали себя как отца?
- Положительно. Я бы сказал, что отцовство во мне - врожденное. Бывало даже, что я проявлял отеческую заботу о тех, кто старше меня лет на 10-15. Быть отцом - значит заботиться, беречь, воспитывать. Как отец Горгуд. Как отец Горио. И - как Аждар Ол (смеется).
- И последний вопрос: кого вы считаете своими предшественниками и последователями?
- Я в своем творчестве отталкиваюсь от азербайджанской литературы, в целом от нашей культуры в широком понимании. Я знаю творчество всех азербайджанских писателей, причем не понаслышке, а досконально, ибо штудировал их собрания. В этом смысле моим учителем можно считать в первую очередь азербайджанскую, а потом мировую литературу. Иногда думаю: вот бы нам было отпущено лет триста на этой земле, из них двести мы посвятили бы чтению, а остальные сто жили бы на опыте прочитанного…
А последователи мои - вы, молодые. Наша задача - налаживать нерушимую связь поколений.
Беседовали
Фарид Гусейн,
Гюнель Шамильгызы,
Айсу Керимова